|
РЕЧНАЯ
ЭКСПЕДИЦИЯ
"ВЛАДИМИР - САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.
ДВА БЕРЕГА ОДНОЙ РЕКИ"
Вводная часть: идеи,
задачи, маршрут>>
Календарь экспедиции>>
Часть 1. Как мы чуть не
обескровили праздник города, финансовый кризис,
спаситель из Совета Федерации, Гороховец и Питер
- не все ли равно?, о вреде макарон, секретный
музей, первая шлюзовка>>
Часть 2. Горьковское
"море", первые волнения, таинственная
неисправность, обломки кораблекрушения, оскалы
капитализма, пароход на мели>>
Часть 3. Кинешма, в Волге рыбы
нет, ночной инцидент, пожар в Ярославле, о пользе
резервных аккумуляторов, отрыжка социализма,
вымогатели из "КиМа">>
Часть 4. “Рыбинка” - великая
и ужасная, айсберги, кричим “ау” по телефону,
утопленник, первые потери.
Часть 5. "Здравствуйте" через кассу, ежики в тумане, черемуховая
благодать, о пользе правильного масла, вреде экономии на инструментах и превращении спонсорства в дружбу
Ночь прошла спокойно. Пару раз слегка покачало на волне от проходивших по Шексне судов. Проснулись же от шторма, учиненного
заскучавшим Николаичем. Топчась с борта на борт, наш бравый инспектор устроит качку не хуже рыбинской. Свежие воспоминания
вчерашнего дня уже не дали уснуть. Быстренько завтракаем и в город. Заходим в реку Ягорбу. По имеющимся у нас данным, возле
автомобильного моста через нее расположены вожделенные очаги цивилизации: газонаполнительная станция, заправка и магазины.
Кроме того, нам нужен банк, чтобы снять с карты наличные, и не помешала бы баня.
Поднявшись по Ягорбе метров на 800, сразу за мостом через нее видим причалы местной водномоторной станции. Основная масса
лодок стоит на огороженной территории, но с внешней стороны имеются деревянные причалы для больших катеров. Метров двадцать из
них свободны – туда и правим в надежде получить приют на пару часиков и пару ценных советов по ориентировке на местности.
Подходим удачно – на КПП базы группа людей. Заметили нас, что-то обсуждают. Вот и славно – не придется, как обычно, шарахаться
по незнакомой территории, рискуя нарваться на какую-нибудь злобную псину! Швартуемся, иду знакомиться. В ответ на приветствие
и вопрос о возможности постоять у причала несколько часов, слышу совершенно неожиданное: «А у нас тут все через кассу!». Ни «Здравствуйте»,
ни «Откуда вы?», а так вот с места в карьер про кассу. И посмеиваются как-то странно. Смотрю – не шутят! Вполне серьезно про
кассу говорят. Что-то, говорю, вы не с того разговор начинаете! И вторично здороваюсь, говорю, что идем издалека, мол, нам бы
постоять пару часиков, на заправку сбегать, в магазин сходить. Да и причал свободен. «Причал, - заявляет верховодящая среди
мужиков старушенция, - для наших катеров сделан, а вы пошли бы куда подальше в другое место – река большая!». Признаюсь, не
нашелся, что ответить гостеприимной старушке. Слов не подобрал. Уж очень благообразно старая выглядела и слишком прямолинейным
оказался посыл. Молча отдали швартовы и вернулись к мосту. Тут, в небольшом левобережном заливчике и встали. Рыбаки с удочками.
Летняя кафешка «Причал любви». Думали, покоя не будет от причаливающих любителей спиртного, но простояли часов пять и все
тихо-спокойно. Оказалось, что хозяин палатки, парень 28-ми лет, специально держит высокие цены, дабы отвадить неподобающую
публику.
Сколь странно нас встретили череповецкие коллеги-водномоторники, столь приветливо к нам отнестись работники кафе. Объяснили
где что находится и даже выделили провожатого, чтобы мы не заблудились по пути на заправку и станцию обмена газовых баллонов.
Заблудиться тут мудрено – и то, и другое находится в 150 метрах от реки, но тем приятнее внимание совершенно незнакомых людей.
С топливом и газом управились быстро. Оказалось, что, пройдя половину пути, солярки мы сожгли значительно меньше половины.
Решаем даже избавиться от дополнительной 50-литровой емкости – Петр закрепляет ее за «Причалом любви» сроком на месяц, обещая
забрать на обратной дороге. Наливаем только 20-литровые канистры. Солярка дорогая, но, судя по всему, хорошая. Светлая и
маслянистая. Горечь от расставания с явно завышенной суммой денег скрашивает халявная газировка – по банке на каждую налитую
канистру. Тут же на заправке покупаю литр трансмиссионной «синтетики». После предыдущей замены масла в «реверсе» неожиданные
потери катером скорости действительно прекратились, так что запас этой волшебной жидкости не помешает – неизвестно, удастся ли
купить необходимое масло на предстоящем почти 1000-километровом отрезке пути до Питера.
В отличие от Рыбинска, где 5-литровые газовые баллоны – большая редкость, в Череповце за считанные минуты и очень дешево
заправляют оба наших газовых баллона и за такие же смешные деньги предлагают купить третий. Если жечь будем с прежней
интенсивностью, по баллону на каждые пять дней, то до Питера должно хватить с гарантией.
Покончив с заправкой и посетив баню, отправляемся на поиски банкомата. Опрос местных жителей утешительных результатов не дал.
Родного для нашей карточки «Внешторгбанка» в Череповце нет. Остается Сбербанк. О том, что сие любимое народом
финансово-кредитное учреждение взимает неприличные проценты за выдачу наличных по «чужим» картам, я знал, но со столь
незамысловатым способом извлечения прибыли столкнулся впервые. Сбербанковский банкомат сходу отказался выдать запрошенную,
относительно небольшую, сумму. Отказ последовал и на вдвое меньший запрос. Ничего не понимая, ввожу все меньшие суммы и,
наконец, на цифре «500» электронный прощелыга сдается и выплевывает первую пятисотку. Повторяю процедуру до тех пор, пока не
набирается необходимое количество фиолетовых бумажек. Через два месяца, получив выписку по счету, узнаю, что с каждых выданных
500 рублей череповецкий «Сбербанк» поимел… полторы сотни комиссионных. В «Сбербанке» это называется «тарифная политика», а по
мне, так простое мошенничество.
Отобедав на «Причале любви», из Череповца уходим уже под вечер. Десяток километров вверх по реке, и Шексна преображается.
Промышленные пейзажи и аляповатые дачные домики по берегам сменяются хмурым темно-зеленым ельником. Гряды камней, торчащие то
тут, то там огромные валуны, свинцовое и как будто прижавшееся к земле небо. Севером пахнет! – изрекает кто-то из команды.
Вологодская область, конечно, не север, но природа и впрямь чуть-чуть изменилась. Посуровела и одновременно ожила. То и дело
пролетают стаи птиц. Утки сотнями пасутся в живописных, в основном левобережных, заливах и заливчиках. Почти в каждый из них
хочется свернуть, постоять денек, побродить по усыпанным камнями берегам, посидеть с удочкой, но времени нет, да и вряд ли это
возможно. Судовой ход практически везде проходит в «прорезях» и стоит хоть чуть-чуть прижаться к его кромке, как кривая глубин
на экране эхолота резко взмывает вверх, отчетливо вырисовывая стенку выкопанной человеком судоходной «канавы». Во времена «Маринки»
Шексна была одним из сложнейших участков на пути из Волги на Балтику. Несколько раз ее пытались «улучшать», строили
полузапруды и шлюзы, в том числе капитальные - каменные, но кардинально ситуация изменилась лишь в годы
советской власти с появлением мощной дноуглубительной техники и после создания Рыбинского водохранилища, подпор которого
распространился вверх по Шексне примерно на 40-50 км. (останки каменных шлюзов до сих под покоятся на дне Рыбинки вблизи
судового хода). Однако, несмотря на подпор, судовой ход и сейчас местами сужается до 50-60 метров и приходится сбрасывать
скорость, чтобы не оказаться в повороте одновременно с попутным судном. Уходить за кромку судового хода, как мы в таких
случаях поступали на Волге, желания не возникает. На то, что этого делать не стоит, помимо эхолота, указывают и навигационные
знаки. Здесь это в основном не буи на якорях, а установленные на грудах камней, окрашенные в черную или красную «зебру»
прямоугольники и конусы.
Течение в реке довольно сильное. Окрестности поселка Шексна показываются уже на закате. Понимая, что получить добро на
шлюзовку в это время суток уже маловероятно, предлагаю встать на ночь. Все «за» и лишь Николаич ругается и рвется вперед, на
штурм шекснинского шлюза. Пару раз пытаюсь ткнуться к берегу и всякий раз, стоит едва приблизиться к кромке судового хода,
отчаянно пищит эхолот – глубина резко прыгает с 4-5 до 1 и менее метра. Что ж, значит так тому и быть – идем дальше,
попытаемся прошлюзоваться, благо догоняющий нас снизу сухогруз «Оленегорск» договаривается на третьем канале о шлюзовке. Может
быть с ним и нам удастся зайти в камеру.
Двухкамерный шекснинский шлюз (№ 7) – первый на нашем пути шлюз Волго-Балта и последний шлюз, в котором мы будем подниматься.
Он единственный на северо-восточном склоне канала. Точнее, даже не на склоне, а практически на водоразделе, на другом конце
которого – действительно склон, крутой спуск на 80 метров к Онежскому озеру по шести шлюзам «вытегорской «лестницы».
Первоначально проектировщиками Волго-Балтийского канала предусматривалось строительство еще нескольких гидроузлов, но в итоге
был принят план «единого бьефа», согласно которому между 7-м и 6-м шлюзами должен быть единый уровень воды. Для этого
следовало серьезно опустить уровень канала на самой «макушке» водораздела, что и сделали, выкопав в ковжинских болотах
глубокую – до 40-50 метров траншею. С рабочими руками в те годы проблем не возникало. Очевидцы утверждают, что остатки колючей
проволоки и прочие атрибуты лагерного быта строителей канала до сих пор в изобилии встречаются по его берегам.
Поболтавшись
немного в ожидании подхода сухогруза, заползаем вслед за ним в шлюз. Ночь, на причальной стенке горят
фонари, но диспетчер не собирается вспоминать про правила шлюзовки маломерных судов и дает «добро». Десять минут и мы в
Шекснинском водохранилище. Миновав верхние ворота шлюза, сворачиваем вправо в реку Чуровку. Судя по лоции, иных вариантов для
спокойной ночевки вдали от большой воды и судового хода, поблизости нет.
Еще в шлюзе я заметил, что команда как-то странно, слишком уж осмысленно, друг на друга поглядывает и лишь Николаич с
блаженной отрешенностью дымит сигаретой. Вспоминаю, что в Череповце мне пришлось пополнить и без того пухлый рюкзак инспектора
бутылкой дербентского коньяку, проспоренную еще перед выходом в Рыбинку. «Выпьем в Питере», - с достоинством молвил Николаич,
пряча бутылку на дно рюкзака под неодобрительными взглядами товарищей. Товарищи такого глумления простить не смогли и все
время хода по Шексне проводили с хозяином рюкзака воспитательную работу. Сработало. Совесть проснулась. Когда якоря легли на
дно, а в мисках задымилась картошка с тушенкой, наш инспектор, вздохнув, молча принялся распатронивать рюкзак. Команда
подсуетилась и разыскала в закромах половинку лимона. Все же хорошему человеку и проспорить приятно!
Утро следующего дня встречает серым небом и нудным моросящим дождем. Из-за тумана буи и береговые знаки едва видны.
Уходить за пределы судового хода в этом месте очень не рекомендуется. В лоции справа и слева от фарватера сплошные надписи «затопленный
лес». Удивительно, заборный столб на даче от гнили максимум на пятый год падает, а тут почти 40 лет прошло, а деревья как
стояли в воде, так и стоят. Глубины приличные (до 8-9 метров), но вероятность оседлать какую-нибудь елку очень высока. На
входе в Сизьминский разлив туман повисает сплошной стеной. В молоке исчезают берега и даже шум дизеля, кажется, становится
тише.
Из дневника рулевого: «Погода нас не балует. Тучи заволокли все небо. Вскоре вошли в плотный туман, перемешанный с какой-то
изморосью (приходится время от времени протирать лобовые стекла рубки). Видимость местами не более 100 метров и то не четкая.
Включили ходовые огни в ярком режиме и время от времени шумим сиреной. С крупного теплохода нас, конечно, не услышат, но, по
крайней мере, возможных лодочников-браконьеров с пути распугаем. Примерно с час мы вслепую резали практически идеальную гладь
Шексны, а затем решили все же встать на якорь за судовой ход. Заодно и пообедаем! Полнейшая тишина, даже в ушах зазвенело.
Минут через 10 в тумане возник какой-то темный силуэт. Приблизившись к нам, опять же в полной тишине, «объект» оказался
груженым под завязку лесовозом. Звук его работающих дизелей стал слышен лишь метров за 300 до нас. Картина просто
фантастическая: в зеркальной глади Шексны отражаются клочья тумана и ощущение такое, как будто лесовоз летит по воздуху. Пока
обедали, пелена немного рассеялась и мы продолжили путь. Капитан пустил за штурвал Николаича. Я встал на вахту штурманом.
Остальная команда решила сменить еду на закуску и удобно расположилась на корме».
Помню, в тот день какие-то неотложные дела требовали моего присутствия на корме. Больше не помню ничего. Оправдываюсь тем, что
организм давно требовал здорового сна на свежем воздухе. Что и получил в полном объеме…
Проснулся от яркого солнца… в Белом озере. Оказалось, что наши гаврики – инспектор, усиленный «штурманом», - в четыре глаза
проморгали вход в Белозерский обводной канал. Отнимаю бразды правления, разворачиваю катер на обратный курс и в пятом канале
прошу совета у проходящего встречным курсом «Волго-Балта». Странно, нас здесь знают!.. По крайней мере наш позывной явно
вызывает всеобщее оживление в эфире. Строго смотрю на «штурмана». Тот колется. Выясняется, что после выхода из разлива наш
бравый кораблик успел намозолить глаза рулевым многих танкеров и сухогрузов. Дело в том, что подпор от шекснинского гидроузла
в этом месте канала уже не столь заметен. Судовой ход практически везде идет по прорезям: Марьевской, Зводской, Бонемской,
Ивачевской, Крестовской, Копановской, Кирьяновской и т.д. – узким (50-60 м) искусственно созданным «канавам». Уступить дорогу
танкеру или сухогрузу в таких местах не так-то просто, да Николаич не особенно и спешил этого делать, рассудив, что «Не им
одним в Питер надо!».
Из дневника рулевого: «Проблемы возникали с судами, которые нас обгоняли. По рации они нас не вызывали (полагая, видимо,
что на таком катере просто нет радиостанции). Просто садились нам на «хвост» и шли до тех пор, пока мы не решали их пропустить.
Некоторые, правда, давали отмашки (показывая, каким бортом они будут проходить). Один пассажирский «трехпалубник», догнав нас,
сбавил ход и какое-то время послушно плелся у нас за кормой. Вскоре капитану «пассажира» такое совместное плавание надоело, и
он вышел на связь (умудрившись даже разглядеть и правильно прочесть название катера!). Кэп нарочито вежливо поинтересовался,
не помешает ли он нам, если пойдет на обгон. Естественно, мы согласились его пропустить...»
После толкотни современного Волго-Балта, старинный канал оглушил тишиной и покоем. Зеркальная нитка воды в окружении деревьев,
птичий гомон, дикие утки в траве у берега и настоявшийся, почти приторный, запах черемухи. Ну как здесь не остановиться?
Швартуемся к деревянным мосткам. Местечко называется пристань Чайка. Полтора десятка домов вдоль берега канала и едва заметная
в траве двухколейная «грунтовка». Когда-то Чайка действительно была пристанью, но теперь это глухая дачная деревенька. Столь
далекая от внешнего мира, что, кажется, время здесь течет в своем собственном ритме. В Чайке до сих пор нет электричества.
Лучший способ добраться сюда – по воде на моторной лодке или через окрестные топи на мотоцикле с колесами-«дутиками». Наш
новый знакомый, отставной капитан речфлота Вячеслав Погодин, каждую весну садится в видавший виды «Прогресс», чтобы умчаться с
удушливых череповецких «зимних квартир» к неброским чайкинским красотам. Родная деревенька капитана попала в зону затопления и
вот уже четыре десятка лет покоится под мутной торфяной водой Волго-Балта. Водить суда Погодину довелось еще по неспешной
деревянной «Маринке». Потом был железобетонный Волго-Балт, который облегчил жизнь речника, но отнял родовое гнездо. Выйдя на
пенсию, капитан осел в Чайке. Не нашел, говорит, краше и спокойнее места на канале. Здесь у него домик с банькой, небольшой
огородик – так, чтобы закусить было чем, рыбалка-охота, небраная болотная ягода, а главное - время, которое в Чайке
течет медленно.
С огромным сожалением отвергнув приглашение в баню (некогда), отправляемся дальше. Спустя час минуем понтонный мост, точнее
один-единственный понтон во всю ширину канала. Нам его развели после второго или третьего гудка сирены. Не пришлось даже
швартоваться.
Близость берегов, а в канале они пробегают в 10-15 метрах от борта, и длинные вечерние тени на воде зрительно увеличивают
скорость. Наверно поэтому я не зразу заметил, что оная заметно упала. Подвинул вверх рукоятку газа – движок завыл, но скорость,
как ни странно, упала еще более. Плавно сбрасываю газ и в какой-то момент двигатель «схватывает», плеск под форштевнем
нарастает, но что-то все равно не так – плетемся по-прежнему медленно. Встаем на ночь под черемуховым кустом. Сна нет, мысли о
причине поломки не дают покоя. Самое лучшее – это сорванная шпонка. В ее отсутствие винт, вполне возможно, держит упор на
малых оборотах, но при добавлении газа начинает проскальзывать на конусе. Шпонку поменять не проблема. Хуже, если дело в
редукторе. В надежде на первый вариант кое-как засыпаю.
Утром сразу после завтрака – водные процедуры. Команда разгружает и поднимает кринолин. Лезу под корму щупать винт – вроде в
порядке, рукой, по крайней мере, не проворачивается, а снимать его для полной проверки, сидя по плечи в ледяной майской воде,
очень не хочется. Решаем идти дальше. До Белозерска 20 километров. Как-нибудь доползем, поднимем корму, окончательно
проверим версию с винтом, а уж потом… Про потом думать не хочется. Наш реверс-редуктор неизвестной итальянской породы и в
Москве никто не опознал, что же говорить о Белозерске!
Канал идет вдоль берега озера длинными прямыми отрезками километров по 5 длиной. Вначале километрах в 2 от большой воды, а
затем ровнехонько вдоль нее – от озера отделяет гряда камней или земляной вал шириной метра 2-3 и высотой в иных местах не
более полуметра (встречаются и сквозные промывы). Для нас такое в диковинку и в очередном узком месте решаем полюбоваться на
озеро. Швартуемся к перешейку, два шага – и вот она, прозрачная белозерская вода. Спокойная, голубая на
горизонте, вполне дружелюбная. В книжках и лоциях упоминается и другое ее качество – обманчивая. Не зря прадеды три года
упирались, не одну жизнь положили, строя обводной канал. Пути по озеру с Шексны до Ковжи всего 50 километров, казалось бы,
чего опасаться. Ан нет, есть чего. Озеро мелкое – средняя глубина – около 4-5 метров (а в годы строительства канала было еще
мельче – сейчас за счет подпора шекснинской плотины его уровень примерно на метр выше естественного). Ветра в этих краях дуют
почти непрерывно. Волна на малой глубине возникает крутая и беспорядочная. Что говорить об открытых плоскодонных суденышках
времен Маринки, когда и в наше время (местные рассказывали, дело было в шестидесятых) озеро в один из штормов играюче выкинуло
на отмель несколько военных катеров с пушками и пулеметами, перегонявшихся то ли с Балтики на Черное море, то ли наоборот.
В один из августовских штормов начала 19 века озеро погубило и потрепало 62 судна. Питер лишился товара на полмиллиона рублей
– баснословную по тем временам сумму. Торговцы посчитали за благо скинуться, нежели ждать, когда правительство само изыщет
средства на то, чтобы достать из-под сукна и пустить в работу вот уже второй десяток пылившийся проект строительства обводного
канала. Строить решили в 1835 году, но пока то да сё, лопаты в руки взяли только в 1843. Зато в 1846 канал уже пропустил
первые суда – весьма оперативно по тем временам, учитывая уровень механизации (точнее, ее отсутствия) и гигантский объем работ.
Чтобы меньше пришлось копать, канал сделали шлюзованным, подняв в нем воду на три с лишним метра выше минимального горизонта
озера. Со стороны Шексны воду держали два шлюза с символичными названиями «Удобство» и «Безопасность». На ковжинской стороне
хватило одной «Пользы». Невероятно, но останки последнего шлюза сохранились и по сию пору! Будете на канале, обратите внимание
– за Мегрой, за останками церкви и широким камышовым разливом по обе стороны, канал вновь сужается и вот тут-то можно видеть
едва показывающиеся из воды деревянные стенки шлюза с железными оковками в районе ворот.
Однако я несколько увлекся. Пока выходило так, что в Мегре нам быть очень и очень нескоро. Хода не было. На подходе к
Белозерску скорость упала еще больше. Плетемся не более 7-8 км/час. Кое-как доковыляли до города и уткнулись в понтонный мост.
Погудели сиреной, поболтались посреди канала минут 10 – ноль реакции. Пришлось швартоваться. Ребята, прихватив телекамеру,
отправились узнать обстановку и тут, откуда ни возьмись, появился «ярославец». Оказалось, что штатная система разводки моста
сломана и для этой цели всякий раз вызывают катер из расположенной неподалеку в затоне базы ремонта флота. Вызывать надо по
рации, а лучше всего, не дожидаясь пока мужикам надоест слышать ваши вопли в эфире и они отвлекутся от домино, идти на базу
лично. Что я и сделал, но с другой уже целью. Надо поднять корму. Чтобы проверить целостность шпонки. Наличию данной
страховочной детальки под водой на винте, а не в линии вала внутри катера, есть свои причины. Все они объясняются отсутствием
времени на то, чтобы сделать все так, как следовало бы. Так что теперь нам нужен кран или специальный подъемник. Узнаю, что
таковой на базе есть. Узнаю также, что начальник всего судоремонтного белозерского хозяйства в отъезде (вот черт!), но где-то
здесь, к счастью, имеется его заместитель (ура!). «Зама» нахожу быстро. Распознаю его скорей по запаху, нежели по осененному
властью лицу. «Зам» терпеливо слушает мой монолог, тщетно пытаясь сфокусировать мутный взгляд на точке в районе моего пупка, к
концу первых 30 секунд общения заметно теряет интерес ко всему и вся, но после фразы «в долгу не останемся» вновь обретает
интерес к жизни. «Зам» полон решимости. Не беда, что подъемник занят внушительных размеров буксиром, которому что-то варят в
районе винта, что подходы к подъемнику забаррикадированы другой посудиной не меньших размеров. «Мы.., я.., ну, в общем, эта-а
– жди тут!» - распоряжается «зам», бодро шагает в сторону подъемника и едва не падает. Мда-а, здесь нам ловить нечего. По
крайней мере, до приезда главного начальника.
Пока я ходил, Николаич сварганил обед. На сытый желудок думать приятней, сели перекусить. Разумеется, тут же были атакованы
местным гоблином. Субъект с фиолетово-красной небритой физиономией, пришедший на берег канала с двумя детьми, удочкой и
бутылкой пива, оказался… преподавателем физкультуры местного детского дома. Во всяком случае, он так представился, и дети,
привычным движением откупорившие пиво, это подтвердили. Не успели мы разлить по первой, как «преподаватель» без особых
церемоний занял место рядом с нами на стенке канала. Текли минуты, мы всем свои видом демонстрировали отсутствие интереса к
гостям из внешнего мира, но дядя и не думал испаряться. Минут через семь игра в гляделки наскучила, физкультурник открыл рот и
попросил выпить. Тут же в предельно корректной форме был послан.
Следующим гостем оказался член команды одного из буксиров, отправлявшихся нынешней ночью в Ковжу. Предложил взять под борт.
Сказал, что там у них, в Ковже на обстановочной базе, есть стрела с лебедкой, можно подняться и отремонтироваться. Подумали,
поблагодарили и отказались. Решили не рисковать – прижмет еще где-нибудь к камням или на топляк насадит. В то же время, в
Белозерске без трезвого начальника рембазы нам тоже болтаться не резон. Решаю идти до Ковжи самостоятельно. Медленно, но так
спокойнее.
Редуктор на сей счет был иного мнения. Остыв за время стоянки, фрикционные диски в его потрохах вращались теперь практически
вхолостую. Со скоростью пешехода прошли около 3 километров до поселка Маэкса. Там, разглядев стрелу с лебедкой на
заваленном
сохнущими сетями деревянном причале (может, удастся подняться?), свернули в затон рыбзавода. В такой ситуации уж лучше
цивилизация с ее полупьяными представителями, чем комары в ковжинских разливах без всякого намека на подъемный кран. Благо,
что в Маэксе пьяны оказались далеко не все. Точнее еще не все. Из невесть откуда взявшегося «жигуленка» вышел вполне
приличного вида дядька, быстро вник с суть нашей проблемы и предложил съездить за автокраном. Мгновенье спустя мы возвращались
в Белозерск. На сей раз по дороге.
Дело было в пять часов вечера. Опоздай мы совсем немного, и не бывать спасательной операции. Мужики на автобазе уже успели
припарковать железных коней и демонстрировали неподдельное чувство коллективизма, обсуждая где брать и сколько. Чувствовалось,
что на том, где брать, сошлись быстро, а вот вопрос «Сколько?» вызвал полемику. Мужикам не хватало. У нас было. Одним словом,
к половине шестого я был на берегу с краном «Ивановец» и двумя пока еще трезвыми, как младенцы, новыми знакомыми. Через десять
минут корма висела в воздухе. Снял винт – так оно и есть, шпонка съедена, обнаруженный вместо нее огрызок алюминия вряд ли мог
фиксировать винт. Камень с плеч! Не беда, что запасную шпонку еще предстоит изготовить (перед стартом все, на что хватило
времени, это бросить в инструментальный ящик подходящий кусок алюминиевого сплава). Главное – ясна причина нашей хронической «ползучести»
последних двух дней.
Выточить фигурный кусок алюминия размеров 23х9 мм у себя на коленке – задача теоретически посильная, но нерациональная. Тиски
из набора инструментов в припадке экономии веса я выложил еще во Владимие. Петр Петрович, как обладатель самой благородной
физиономии, отправился по окрестным домам. Нигде тисков не было. На рыбзавод тоже рассчитывать не приходилось – на нашу суету
в рыбзаводском затоне даже сторож не вышел, признаков жизни на территории не наблюдалось. Андрей все же взял рацию и
отправился на разведку. Какое-то время спустя его фраза из динамика «Идите, тиски есть!» прервала аттракцион «изготовление
шпонки с помощью напильника, тупой ножовки и разводного ключа».
Из дневника рулевого: «Завод огорожен высоким забором, и попасть за него можно только через проходную, которая пуста – проходи
кто хочет. Собаки, лениво прогуливавшиеся по территории, не обратили на меня никакого внимания. Людей видно не было. Слышен
лишь работающий движок. Пошел на звук и уткнулся в МАЗ с московскими номерами. Тут же нашелся и водитель. Объяснив с какой
целью я тут брожу, попросил помочь. Без лишних вопросов он отвел меня в подсобное помещение и показал электрическое точило и
тиски. Тиски, правда, не были прикручены к верстаку, но лучше так, чем с разводным ключом и на коленке. Позвал Костю (по рации)
и через полчаса работы шпонка была готова.
Пока капитан работал, я разговорился с нашим спасителем. Парень по имени Булат приехал на работу в Москву из Грозного. Теперь
постоянно мотается из Москвы в Белозерск. Привозит на рыбзавод… норвежскую свежемороженую рыбу. Здесь ее коптят и Булат
отвозит деликатес в Москву. Между тем, у причала рыбзавода ржавеют несколько крупных рыболовных судов. По всему видно, что в
озеро они не выходили очень давно…
Когда я поведал, что в рабочем поселке ни в одном из домов мы не смогли найти тисков, он с грустью сказал, что местные очень
жадны - ржавого гвоздя не допросишься, «а уж как и что тут пьют!» Зимой, когда Булат впервые приехал в Белозерск, случилось у
него закончиться омывателю. Купив в местной автолавке пузырек с этой спиртосодержащей жидкостью, он тут же стал заливать ее в
бачок. Мимо проходили местные мужики. Увидев что приезжий водила делает, мужики разразились такой отборной бранью (такой
продукт и в машину!), что Булат с тех пор где-нибудь в уединенных кусточках заливать его решается.»
Пока капитан ставил на место шпонку, винт и рулевое перо, мы с Петром решили «умаслить» наших спасителей. Накрыли
импровизированный стол (прямо на причале), достали наш фирменный напиток. Разлив апельсиновую жидкость по кружкам,
предупредили, что это только выглядит как лимонад, а на самом деле штука забористая. Напарник крановщика, скептически скривясь,
нам не поверил, но рюмку все же опрокинул. Спустя мгновение лицо его просияло. Напарник крякнул и, не закусывая, обратился к
крановщику: «Анатолий, вот, что пить надо, а не ту гадость, что мы здесь покупам!». Местное винокурение было посрамлено. Для
закрепления успеха дали им с собой остававшиеся у нас полтора литра «апельсиновки».
Спуск на воду жестоко разочаровал - хода не прибавилось. Значит, случилось самое неприятное – накрылся редуктор. Дело к вечеру.
Решаем переночевать неподалеку от Маэксы, а утром возвращаться в Белозерск. Наш NMT-шный телефон в этих краях не работает (местные
говорят, «вышка неисправна»). Димкин «МТС» на связи, но роуминг драконовский, много не поговоришь. В городе, по крайней мере,
переговорный пункт есть, да и Николаича давно пора в больницу спровадить. Засыпаем под раскаты грома и дробь дождя по крыше
рубки.
На следующий день в одиннадцатом часу мы вновь занимаем место неподалеку от понтонного моста.
Иду на рембазу с намерением
вновь осмотреть гребной винт. Это уже явный «бзик» и он скорей от нервов, чем от объективной необходимости. Вчера я завел
дизель с включенным передним ходом и теперь тешу себя надеждой обнаружить на валу вторично сорванную шпонку, что, конечно же,
маловероятно. Вернувшийся из Череповца начальник базы дает «добро» и десятью минутами спустя мы уже висим кормой вверх на
могучем плавучем подъемнике. Лезу с гаечным ключом под корму. Команда, между тем, пытается выкурить из катера Николаича.
Тот, заподозрив измену, окопался в рубке и в недвусмысленных выражениях сообщал оттуда, что он думает о врачах, а также о всех
нас вместе взятых и каждом в отдельности.
Из дневника рулевого: "После того как корма поднялась в воздух еще на пол метра, нам все же удалось выманить Николаича из каюты
и отправить в сопровождении Петра в больницу. Мы же остались наблюдать за работой капитана и болтать с нашими «спасителями».
Мужики интересовались, откуда мы, и как шли сюда, сколько времени мы в пути и как живем на таком маленьком пространстве. Мы
вскользь «закинули удочку» на счет оплаты. Мужики заулыбались и молвили в том смысле, что, мол, ерунда это все, каждый может в
такой ситуации оказаться, что же не помочь-то. Понимают, значит, много не попросят!
Спустя полчаса «ремонт» был окончен. Разумеется, шпонка оказалась цела и капитан с унылой физиономией попросил мужиков
опустить катер на воду. Те, однако, и пальцем не пошевелили. Оказалось, вопрос оплаты их непосильного труда все же возник.
Отправили капитана к начальнику – тот должен озвучить сумму.
Капитан вернулся довольно быстро и сообщил всем, что за подъем начальник рембазы запросил… «спасибо», что тут же и получил в
полном объеме. У не ожидавших такого поворота событий портовых работяг аж челюсть отвисла. Но, делать нечего, один из них с
явной неохотой пошел к рубильнику. На мужиков было больно смотреть. Сжалившись, отдали им остатки «апельсиновки».
По дороге капитан рассказал, что начальник запросил за полчаса висения на подъемнике полторы тысячи рублей, заметив, что «это
еще по-божески». Костя ответил, что денег у экспедиции нет (так оно на самом деле и было). Цена упала до 500. Последовал тот
же ответ. «Тогда, за «спасибо», - бросил начальник. Стороны пожали друг другу руки, закрепив договор, и разошлись».
Итак, до дома больше 1000 км, до Питера – чуть меньше и полный туман относительно дальнейших перспектив. Иду звонить в Москву.
Надежды две – на нашего покровителя из «Мотор-сервиса» Григория Цвелева и главного закоперщика boatclub.ru Леху Смирнoва.
Советуюсь с Григорием, чего бы такого в редуктор влить, чтобы увеличить трение между фрикционными дисками. Лить категорически
ничего не советует, зато готов хоть сейчас выехать нам на выручку. Уже легче! Следующий звонок – Алексею. Помня, что у
полтавского дядьки, подсунувшего мне в свое время неисправный дизель и посоветовавший лить в редуктор обычное моторное масло,
оставался еще один итальянский «реверс», прошу Леху «пробить» этот вариант. Сам в успех не верю, поскольку, во-первых, с тех
пор прошло два года, а во-вторых, у меня не осталось ни адреса, ни телефона полтавского горе-коммерсанта. Пока это почти все,
что мы можем предпринять. Остается еще попробовать распотрошить редуктор и попытаться исправить его самостоятельно. Для этого
решаем уйти из города подальше от его назойливых обитателей. Такое впечатление, что все здесь от нас что-то хотят. Если не
выпивки, то денег. Только я, слегка ободренный, вернулся с переговорного пункта, как возле катера материализовалась некая
поджарая дама. Представившись местной судоходной инспекцией, заявила, что за стоянку в данном месте с нас полагается штраф.
Мысленно показав даме фигу, вру ей что-то с три короба и получаю часовую отсрочку расплаты. Времени хватает, чтобы приготовить
обед, дождаться Петра с Николаичем и потихоньку смыться. Решаем миновать Маэксу и встань невдалеке от нее на безлюдном участке
канала (где, кстати, тоже стоянка запрещена, но что поделаешь…).
Мест, удобных для стоянки, на канале не густо. Возле самого берега мелко, даже нам с 40-сантиметровой осадкой глубины не
хватает. И полно камней. Кое-как находим сносное местечко, привязываемся к дереву. Николаич после визита к Белозерским
эскулапам заметно повеселел. В больнице его приняли за ветерана войны. Инспектор счел за благо разрешить докторам заблуждаться,
вследствие чего поимел к себе повышенное внимание и человеческое отношение. Пилюлькины постановили: жить будет. Прописали
какие-то растирания и таблетки. Жизнерадостно проглотив одну из них, Николаич вызвался помочь разобраться с редуктором.
Общими усилиями примерно за час удалось вынуть этот агрегат, не снимая двигателя. Выпрессовали втулку переключения
передач и ведущий вал с фрикционными дисками. Все, что удалось обнаружить, это незначительный износ сухариков на коромысле
переключателя. Вряд ли он мог быть причиной проскальзывания. Для полной разборки вала с дисками требовался съемник подшипников.
У нас его, разумеется, не было. Николаич уже было собрался выйти из положения с помощью зубила и молотка, но зазвонил телефон
и голосом Лехи Смирнова вдохнул в меня жизнь. Редуктор нашелся! На Украине, в Полтаве, но не беда, сегодня Леха перегоняет
хозяину деньги, завтра вожделенный механизм грузят в поезд, а послезавтра утром Григорий едет к нам на выручку. Гора с плеч!
Два долгих дня нам предстояло простоять в ожидании техпомощи. Учинив генеральную уборку, вывесили одеяла и спальники на
просушку и занялись кто чем. Соколов, естественно, - поисками рыбы в канале. Кто-то завалился спать, иные с успехом пользовали
«апельсиновкой» расшатанную нервную систему.
Следующий день прошел в тягостном безделье. Главный рыбак продолжил планомерное уничтожение рыбного поголовья . Ребята
прогулялись на берег Белого озера. Перед обедом натаскали сушняку, развели костер и устроили «баню». Из пленки и кольев
устроили ширму от ветра. Первая партия помылась удачно, а к приходу второй ветер подул от костра, превратив мытье в пытку.
Утром – очередной жизнеутверждающий Лехин звонок – редуктор прибыл, Григорий вместе с ним стартовал в семь утра в нашу сторону.
Собираемся, не спеша завтракаем, и под веслами медленно возвращаемся в Маэксу. На знакомом рыболовецком причальчике нас
встречают вопросом: «Это вы, которые со спиртом?» Тяжкое бремя славы! Пришлось сознаться и даже налить одному из наших новых
горячих поклонников по имени Шурик. Поклонник, опрокинувши рюмку, крякнул и тут же куда-то испарился.
Григория с напарником мы ждали не раньше 6 часов вечера, но на месте они были уже в полдень. Переодевшись, тут же принялись за
дело. Привезенный редуктор отставили в сторону, решив докопаться до причин неисправности нашего. Тут на сцену опять вышел
Шурик.
Из дневника рулевого: "Шурик оказался владельцам сарая и причала, на котором мы расположились. Пока Шурик был относительно
трезв, он проявлял радушие и гостеприимство. Поручив его заботам Петра Петровича, мы спокойно делали свое дело. Спустя час
Шурик вновь куда-то исчез и вернулся уже в крайне невменяемом состоянии. По видимому, лишь многолетний опыт употребления
спиртного, позволял ему ориентироваться в пространстве. Шурик уже не мог внятно говорить, но еще что-то понимал. Из
произнесенного на птичьем языке длинного и бессвязного монолога мы смогли разобрать лишь несколько слов, но их оказалось
достаточно, чтобы понять:
а) Шурик волнуется,
б) Шурик боится пожара, поскольку некоторые из нас курят,
в) у Шурика в сарае бесценные снасти,
г) тем не менее, проблему пожарной опасности легко решает стакан «апельсиновки».
Противопожарное средство было незамедлительно выдано и Шурик вновь исчез. Позже мы встретили Шурика в придорожной канаве –
грязного и сильно побитого. Как нам рассказали, Шурик постоянно ворует и регулярно бывает за это односельчанами бит».
Ремонт «реверса» занял в общей сложности два часа, из которых полтора ушло на окончательную разборку и сборку. Диагноз
подтвердился – фрикционные диски износились и проскальзывали при увеличении нагрузки. Лечение свелось к подтягиванию штатного
регулировочного кольца, обнаружившегося в потрохах редуктора, и смене масла на привезенную Григорием ATF – жидкость для
автоматических коробок передач. Оказалось, именно этой красноватой жидкостью, а вовсе не моторным маслом и даже не
качественной трансмиссионной «синтетикой», следовало кормить наш приблудный итальянско-хохлятский «реверс». После описываемого
ремонта под Белозерском, он прошел еще 3000 километров без всякого намека на проскальзывание.
Вечер прошел за дружеским ужином на борту «Не Валяя». Команда с энтузиазмом воздала должное нашим спасителям, а заодно и
привезенным ими колбасе с водкой. Расстались за полночь. Ребята отправились в гостиницу, а мы опять отбежали вверх по каналу
подальше от Белозерских алкоголиков и судинспекторской дамы.
Завтра вместе с Григорием уезжает и Петр. Четырехдневная задержка не вписывается в его планы, семейные дела требуют срочно
вернуться во Владимир. Жаль, его оптимизма и юмора нам будет не хватать.
На следующий день возвращаемся в город, еще раз пожимаем руки нашим спасителям, прощальная сирена и вперед – на Питер. Винт
бодро молотит воду, скорость, кажется, даже выше, чем была до поломки. Теперь задержек быть не должно. Местные, правда,
говорили нам что-то про затонувший в ладожском обводном канале понтонный мост, но нас это не особо
пугает – к тому времени,
когда мы доберемся до Ладоги, мост наверняка поднимут – не может же канал столько времени стоять перекрытым!
Погода как будто радуется вместе с нами. Отличный денек. Солнечно и, пожалуй, второй раз за весь поход по-настоящему тепло.
Все-таки зря Мошковский (автор известного рассказа-путеводителя «От Москвы до Онежского озера на яхте») ругал Белозерский
канал. Возможно, лет двадцать назад он и был грязной, забитой бревнами и буксирами канавой. Сейчас же это поистине
идиллическое место. Безлюдные берега, водная гладь, стайки непуганых уток, соловьи вечерами. Хотя, по всему видно, что лес по
каналу все еще таскают. Еще в Белозерске мы ночевали возле огромной – в десятки тысяч кубов – кучи леса.
Берег возле
селения Мондома, что расположено ровно посредине канала и от которого в озеро ведет судоходная протока, тоже завален бревнами.
Топляков, тем не менее, очень мало. Глубины вполне приличные – до четырех метров по центру канала и около двух в 5-6 метрах от
берега. От села Кустово (где также есть выход на большую воду) канал вновь бежит вдоль озера, отделенный от него почти
символической перемычкой. Удивительно, как ее не размывает штормами? Может быть, по ту сторону барьера большая отмель и волны
разбиваются, не добежав до цели?
За Мегрой канал заметно расширяется. Здесь он уже не 20-30 метров, а все 50-60. Левый по ходу берег подрастает до 4-5 метров,
правый – черный, как будто ножом срезанный торфяник – возвышается над водой метра на 2. Последний прямой участок
и вот канал позади.
Выход в Ковжу опознаем по ржаво-коричевой воде и старинному обелиску, когда-то стоявшему на берегу у входа в канал, а теперь
торчащему из груды камней посреди огромного мелководного разлива. Со всех сторон затопленный лес. Где-то полуживой, где-то
окончательно
почерневший. Несмотря на огромную гладь воды, судовой ход узковат, тут и там белые и красные буи,
вешки, знаки на вбитых в дно сваях. Встречаем первый плотовод. Буксир - катеришко чуть больше 10 метров, но за ним метров на
200, не меньше, растянулись вязанки красно-коричневых бревен. Да, тут Мошковский прав, не хотелось бы с таким расходиться в
узком Белозерском канале!
На сегодня и последующие дни план у нас теперь один – проходить за день как можно больше. Наскоро пообедав неподалеку от
выхода из канала, вновь взбиваем винтом и без того мутную ковжинскую воду. Проходим Курдюг – бывшие пристань и лагерь при
впадении рек Курдюжка и Солонка. В любом описании ковжинского водораздела непременно встретишь эпитеты мрачный, темный,
зловещий. Мне так не показалось. В унылых ковжинских пейзажах есть своя прелесть. Особливо когда взираешь на них в
послеобеденное время, уютно устроившись со стаканчиком на борту катера. Однако зрелище брошенного лагеря, чернеющие в глубине
леса бараки и обрывки колючей проволоки на столбах и впрямь вызывают холодок по спине.
В районе 805 километра справа по ходу в сохравнившемся естественном русле Ковжи видны останки какого-то деревянного сооружения.
Судя по атласу (а он у нас всего на 3 года моложе Волго-Балта!), это Константиновский шлюз – один из первых шлюзов Маринки.
Хочется осмотреть, но время поджимает, надо накручивать километры. Встретили «ярославец» у берега. Народ на корме машет руками
и что-то орет нам. Подходим ближе. Все, как один, включая паренька лет 17, пьяны в драбадан. Диалог примерно такой (неразборчивое
мычание, заикание и мат опущены).
- В чем проблема?
- Сломались.
- Давно стоите?
- Давно.
- Чем помочь?
- Сообщите о нас диспетчеру пути.
- Сообщим, конечно, но когда до шлюза доберемся - у нас рация маломощная. Вам бы кому из «взрослых» судов сообщить.
- А мы сообщили давно.
- А что же нас остановили?
- … (мычание, неразборчиво).
Вслед за очередным нефтерудовозом миновали разводной Анненский мост, да так и пошли у него под кормой. «Работяга» двигался
медленнее нас, но в надвигавшихся сумерках идти под прикрытием его широкого черного зада было спокойней. Думали, так и
доползем как нитка за иголкой до первого шлюза, но ближе к полуночи, не доходя немного до Волокова моста, грузовик встал на
якоря. Пытались вызвать его на связь, узнать в чем дело (может пропускает кого?), но в эфире полная тишина и на палубах ни
души, как будто рудовоз вымер. Поболтались еще минут 15 и решили вставать на ночь. Стоять в этой части канала негде, у берега
мелко и камни, но, к нашей удаче, справа по ходу обнаружился какой-то ручей (Коларучей, судя по лоции), в него и залезли.
Глубина 1-1,2 метра – нам хватит. Поднялись метров на 40 вверх и даже смогли подойти к берегу. Привязались к дереву и
принялись укладываться спать.
Из дневника рулевого: «Тут ожил наш поводырь. С мостика понеслась отборная брань и послышался грохот якорных цепей. Минут 15
капитан объяснял (мешая разговорный русский с матом в пропорции 50/50) за какую из двух ручек нужно дернуть и какую из двух
кнопочек нажать, чтоб поднять кормовой якорь. Вскоре матросам все же удалось справиться с матчастью, теплоход двинулся дальше,
а мы обнаружили, что сидим на мели, точнее висим носом на берегу. Вода ушла сантиметров на 30. Спешно отвязались и стащили
катер на воду. Бросили якоря посреди ручья и стали наблюдать. Оказалось, проходящие грузовики мощно вытягивают воду из ручья,
а, поравнявшись с нами, вталкивают ее обратно. Это хорошо было видно, т.к. вода в ручье очень прозрачная, а в канале мутная.
На всякий случай бросили с носа второй якорь.»
Движение ночью было интенсивным и нас здорово поносило на якорях - через прозрачную воду ручья на дне видны начерченные цепями
замысловатые рисунки. Время 11 дня – бессовестно проспали. Надежд на успешное прохождение всех шести шлюзов «вытегорской
лестинцы» маловато. Нас предупреждали, что заявляться на шлюзовку надо чуть ли не в 5 утра. Быстро завтракаем и вперед.
Проходя понтонный Волоков мост, обнаружили неисправность рации. Мост нам развели – значит, нас слышат, а вот мы не слышим
никого. По крайней мере, во втором канале. Чтобы удостовериться, вызываю обгоняющий нас «Путейский», прошу, если слышит, дать
отмашку. «Путейский» моргает правым бортом – так и есть, на передачу наша заслуженная РСДэшка работает исправно, а на прием
работать отказывается. Если и в третьем («шлюзовом») канале то же самое, мы попали – для получения разрешения на шлюзовку
придется лично подниматься к диспетчерам каждого из шести шлюзов. С учетом почти обеденного времени, перспективы не радужные.
К счастью, третий канал связи работал. На подходе к шестому (первому на нашем пути) вытегорскому шлюзу из динамика стали
слышны переговоры диспетчера с судами. Дождавшись паузы, выхожу на связь. Диспетчер, судя по голосу, отнеслась к нам
дружелюбно. Уточнила габариты, осадку и попросила пришвартоваться справа по ходу к старой причальной стенке, что мы и сделали,
предварительно проползя днищем по песку метров эдак 10. Удивительно, как незыблемы бывают некоторые зыбкие по природе своей
вещи! Мель возле оголовья старой причальной стенки, описанная еще в записках Мошковского двадцатилетней давности, странным
образом не рассосалась. Будете в тех краях, не залезайте вправо за линию старых бетонных опор – «сидеть» там будете с
гарантией, глубины не более полуметра.
У самой причальной стенки глубины хватает – 2-2,5 метра, судя по эхолоту. Кнехтов нет, но полно торчащей арматуры – к ней и
привязались. По соседству на голом бетоне, продуваемое всеми ветрами, гнездо чайки. Пришлось сидеть в катере, чтобы не
беспокоить птиц.
К приходу «Не Валяя» шлюз поднимал два сухогруза. С нашей стороны шлюзовки вниз дожидались еще два грузовика. На нашу удачу
один из них – суперсовременный танкер с манящим названием «Санкт-Петербург» - оказался длиннее, чем следовало. Уточнив
размерения судов, диспетчер оставила «Санкт-Петербург» у стенки, а нас вслед за «Волго-Доном» пригласила в шлюз.
30 минут и первая из шести ступенек на пути к Онеге позади. До следующего шлюза всего около двух километров, но докричаться по
рации до диспетчера не удается. На выручку приходит идущий впереди «Волго-Дон» - его станция ретранслирует наши запросы, а
ответы из поста управления шлюзом мы слышим самостоятельно. Вердикт диспетчера: «Волго-Дону» становиться на рейд для ожидания,
катеру «Не Валяй» - заходить в пятый шлюз. Ура! На всех парах несемся по волнам Новинкинского водохранилища вслед за
обшарпанным серым «СТК» - с ним нам предстоит пройти оставшиеся до Вытегры шлюзы.
Где-то тут под водой находится знаменитый Девятинский перекоп – искусственный канал, выдолбленный в известняке в обход
извилистого и опасного участка реки Вытегры. Интересна технология, выбранная мастерами-гидротехниками в конце 19 века. Канал
рыли… под землей. По дну будущей выемки проложили тоннель, сверху пробурили ряд скважин. Через скважины в ходившие по тоннелю
вагонетки ссыпали выдолбленный известняк. В течение пяти с половиной лет на строительстве перекопа трудились 1200 человек, 500
лошадей и 2 паровых локомотива. И все это, чтобы создать шлюзованный канал длиной всего 1 километр!
Пятый, четвертый и третий шлюзы расположены один за другим и более всего напоминают лестницу. Причальных стенок нет – выйдя из
одного шлюза, судно сразу же входит в следующий. Радиозапрос на шлюзовку между пятым и третьим гидроузлами – простая
формальность, поскольку стоять между шлюзами абсолютно негде и если вы попали в пятый, то в четвертый и третий шлюзы
непременно пройдете с теми же судами и швартоваться будете, скорее всего, к одному и тому же рыму.
Третий шлюз выпускает суда в Белоусовское водохранилище – небольшое (2х0,5 км), но почти везде глубокое до самого берега
(10-11 метров) и вполне подходящее для ночной стоянки, ежели таковая потребуется. Куча судов на рейде и под погрузкой
дерева. Бревнами тут завален весь берег. На открытой воде заметная волна. Хорошо, водохранилище небольшое и ей негде
разгуляться, а то сидеть бы нам в каком-нибудь заливчике! Ветер поднялся такой силы, что на выходе из третьего шлюза шедший
впереди грузовик носом навалился на причальную стенку, а кормой расклинился в шлюзовых воротах. Минут сорок барахтался, пока
не вырвался, выдрав из привальника мощный деревянный брус.
Второй шлюз прошли с теми же судами без задержек и осложнений. В Вытегорском водохранилище тот же ветер и волна. На берегу -
деревянные хибары и обезглавленная кирпичная церковка, больше похожая на часовню. В путеводителе дремучих «застойных»
времен она еще зовется пятиглавой. Местная пенсионерка-учительница рассказала нам, что в шестидесятых годах неподалеку на
берегу водохранилища стоял деревянный храм, сравнимый по красоте с жемчужинами Кижей (потом прочитали в путеводителе: церковь
Покрова, построена в 1708 году – за шесть лет до Преображенского собора в Кижах!). Служителей из церкви выкурили, а применения
зданию не нашли. Местные синяки повадились пить там вино. После очередной попойки храм сгорел. Говорят, виновных даже судили и
наказали, да только что ж теперь вернешь! А вот часовня-усыпальница купца Лопарева – одного из строителей Мариинки ,
целехонька, как будто недавно построена.
Стремительная, почти без пауз, шлюзовка имеет и свои минусы – совершенно нет времени приготовить обед. Животы подводит.
Последний шлюз проходим в нетерпении. Как только ворота открываются, дежурный принимается за готовку. Решаем зайти в Вытегру –
город и одноименную реку, уходящую влево от канала, если смотреть от Онеги, и вправо от нас по ходу движения. Когда-то здесь
начиналась Мариинка. Вместо шести нынешних железобетонных, на крутом онежском склоне канала было более двух десятков небольших
деревянных шлюзов. Один из них до сих пор сохраняется в Вытегре в качестве музейного экспоната. Для пущей солидности в
шестидесятых годах сюда с берега Ново-Мариинского канала перенесли обелиск, установленный в 1886 году после очередной
реконструкции древнего водного пути.
Увы, шлюз разочаровал. «Музейного» в нем - разве что остатки древних бревен, торчащие из берега на входе. Сам же «бережно
хранимый экспонат» - чистой воды новодел, коробка из ржавых швеллеров, обшитая на скорую руку строганной рейкой. Не сохранено
ни ворот, ни каких-либо механизмов-свидетелей инженерной смекалки предков. Горе-«реставраторы» не потрудились даже срезать
вызывающе торчащие над коробкой ржавые хлысты. Да, если это - музейный экспонат, тогда наши настоящие старинные, практически
не переделанные, тезянские шлюзы впору объявлять национальным достоянием. Кстати, это вовсе не шутка. Уж если не достоянием,
то уж памятником инженерного искусства непременно. Ведь это единственные сохранившиеся в европейской части России деревянные
шлюзы – ровесники Маринки. Посмотрите как Европа свою старинную гидротехнику бережет, лелеет, для потомков и туристов
сберегает!
Ошвартовались прямо в шлюзе. Обошли кругом «достопримечательность», сфотографировались у обелиска и сели перекусить.
Картошечка с тушенкой, чесночок ну и по стаканчику апельсиновки за успешный и весьма динамичный (всего полдня!) проход шлюзов.
Разумеется, тут же на берегу возле катера нарисовался первый гоблин. Притащил что-то на продажу, кажется, женскую кофту.
Вежливо даем понять, что в данное время суток мы обычно не заинтересованы в заключении сделок. Гоблин воспринимает сие как
издевку и лезет в бутылку классическим: «Ты кого на хрен послал?» Еще раз предельно корректно разъясняем: кофточки и прочие
нужные вещи мы обычно покупаем после обеда, зайдите позже. Все, по опыту знаем, что покоя нам здесь больше не будет. Рядом
кучкуется стая подобных «сирот». Быстренько доедаем, заводимся и вперед – навстречу Онеге! Ребята подсмотрели в лоции, что на
двадцатом примерно километре обводной канал выходит на берег озера. Очень хочется посмотреть на легендарную Онегу. Решаем идти
до упора, но добраться-таки сегодня до перешейка.
Вниз по Вытегре до входа в канал еще около 10 километров. Старое русло реки уходит то влево, то вправо, образуя многочисленные
острова и заливы. Судовой ход идет в искусственных спрямлениях. Берега в иных местах укреплены летучими голландцами. Всюду
груды леса. Краны, мерно клюющие брюхо сухогрузов, не знают усталости. Пока есть спрос, надо работать, страна большая лесу
много.
В Онежский канал вошли уже в ранних сумерках. В первой своей трети, если считать от Вытегры, он мало чем примечателен и очень
похож на Белозерский – такой же неширокий (15-25 метров), с теми же глубинами (около 3 метров в середине), те же низкие,
поросшие кустарником и лиственным лесом берега. Примерно через полтора часа хода, когда окончательно стемнело, наткнулись на
понтонный мост без огней. Пошарили вокруг фарой, погудели сиреной. Минут через 10 со стороны деревни показалась фигура
человека. Парень лет 25-ти. Ничего не спрашивая, суетливо отвел мост к берегу. Снова длинные лунные тени бегут вдоль бортов.
Из опасения наткнуться на топляк, идем не больше 10 км/ч, но кажется, что летим на всех парах. Ночью скорость всегда кажется
выше. Контуры прямого как струна канала угадываются по макушкам деревьев на фоне серого неба, воды не видно совсем, но удача
нас бережет и топляки обходят катер стороной. Кажется, мгла как будто проглатывает шум дизеля. Смыкающуюся за кильватерной
струей тишину чувствуешь почти физически. Канал как парковая аллея уходит в темноту ровными правильно ломаными в углах кусками.
Зачарованный ночным полетом дежурный решает проверить теорию глиссирования на крышке от котелка. Крышка добросовестно следует
законам физики, подпрыгивает в упругой набегающей струе и выскальзывает из рук. Пора, давненько мы ничего не топили!
Онега
открылась неожиданно. Стена деревьев справа по борту исчезла и открылась серебристо-серая, чуть подернутая рябью, гладь.
Глушим мотор. Низкий песчаный перешеек всего-то метров десять. Бредем по нему в почти осязаемой тишине. Вот она, настоящая, не
чета рыбинской, первородная большая вода! Тянет сырой свежестью. Ежась, смотрим как стремительно отступает ночь. В здешних
краях в это время года она длится не более полутора часов. Еще 30-40 минут назад было темно, а сейчас, укладываясь спать, уже
приходится занавешивать иллюминаторы – светло, даже читать можно.
Константин Колесов
Февраль, 2005
Ожидайте в ближайшее (?) время:
Часть 6. Онежский канал, таможня дает добро, но хочет денег, шторм в стакане, Свирская Венеция, лунные циклы, мозговые
затмения и край земли.
Обсудить в конференции
Вниманию представителей СМИ!
Путевые заметки могут быть использованы для
публикации как в полном объеме, так и в
сокращении. Обязательными условиями публикации
являются: согласование конечного материала с
авторами и ссылка на www.boatclub.ru. Фотоснимки и
негативы пригодного для публикации качества
предоставляются по запросу
|